Рамаяна2 Часть вторая

Ганума пронесся мимо них с омерзением, проник во дворец, великолепнее всех других, догадался, что здесь живет сам царь, но не знал, куда идти. Вдруг ему послышалось легкое и сладкое дыхание родственника его, ароматического Запаха, и шептало ему: “Сюда! сюда!” Так по следу аромата он бродил долго; наконец пришел в удивительный сад и цветник, взлез на дерево, спрятался в листьях и начал дожидаться, не придет ли сюда Сита. Она пришла, обняла дерево и в отчаянии начала рыдать. Она была вся в изорванном, ощипанном платье, в грязи, с растрепанными волосами, истомленная, бледная; сострадательная ворона с ближнего дерева ласково каркала ей потихоньку: “Не бойся, Сита, не бойся!” Между тем было чего бояться: отвратительные чудовища окружали ее, издевались над нею, оскорбляли ее стыдливость самыми грубыми словами и угрозами, если она не откажется от Рамы. Наконец стали говорить:

- Давайте убьем ее, скажем Раване, что она сама умерла, а потом съедим ее.

Тут стали перечислять, как вкусно им будет есть ее внутренности - печень, сердце и другие части. Ганума это возмутило. Он сидел в густой листве деревьев и думал, что ему делать: “Дай, заговорю с ней по-санскритски, но не такими словами, какие употребляют брамины; авось, это не испугает ее”. Так подумал мудрый Ганума и сказал ей потихоньку, на ухо так, что она одна могла его слышать:

- Прекрасная царевна Сита! Твой супруг - Рама и Лаксмана моими устами приветствуют тебя и желают тебе всякого счастья!

Сита вздрогнула от радости, взглянула на дерево, откуда слышались эти слова и увидела там прекрасную обезьянку. Обезьянка делала ей знаки, выражающие сочувствие и глубокую почтительность. Но печаль снова овладела ее сердцем:

- Это сои, должно быть; это мне так пригрезилось; или мысли у меня так помутились, и мне представляется то, чего пет на самом деле; однако ж - нет, сон не имеет тела, а это - вон живое существо: прикладывает руки ко лбу, говорит мне о Раме и Лаксмане.

- Скажи же, прекрасная обезьянка, что-нибудь такое, из чего бы я могла убедиться, что тебя точно послал Рама, что ты не обманчивый призрак, созданный Раваной, или дай мне что-нибудь от Рамы.

Ганума рассказал ей несколько случаев из их жизни в уединении, которые могли быть известны только им и подал ей золотое кольцо, на котором были вырезаны буквы Рамы. Сита в восторге схватила кольцо, положила его себе на голову и вскрикнула:

- Добрая, милая, очаровательная обезьянка, теперь я вижу, что тебя послал мой прекрасный, мой благородный Рама. Скажи, цветет ли его здоровье, цветет ли его счастье, жива ли в сердце его прежняя любовь ко мне, часто ли он вспоминает обо мне?

- Сита! - отвечал добродетельный Ганума, - Рама помнит о тебе и днем, и ночью, и наяву, и во сне; если он увидит какой-нибудь прекрасный предмет - румяный плод, свежий цветок, драгоценный камень, он бросается к нему, воображая, что это - ты и восклицает: “Сита моя, Сита”.

- О! Какое счастье, какое блаженство! - лепетала Сита. - Но, когда ж я его увижу? Когда услышу от него самого эти отрадные слова?

- Сита, - сказал Ганума, - если хочешь, я немедленно спасу тебя; садись на меня, вцепись в меня покрепче; я помчу тебя через море, и никакой демон, даже сам Равана, не догонит нас: ведь, я сын Ветра.

- Но милая обезьянка, - отвечала Сита, - как же ты понесешь меня? Ты такая маленькая!

- Сита! - сказал гордо Ганума, - я сын Ветра; я могу принимать все формы; скажи, и я сию минуту стану животным или птицей, какой угодно. А то вот смотри!

И Ганума начал увеличиваться все больше и больше и превратился в огромное черное облако. Сита подумала и грустно сказала:

- Нет, Ганума, я боюсь лететь с тобой; ты помчишься так быстро, я сорвусь с тебя и упаду в море. К тому же мне стыдно и неприлично лететь с тобой. Лети один, скажи Раме, что видел меня, говорил со мною и в доказательство передай ему эту драгоценную булавку из моих волос.

Ганума взял булавку, почтительно простился с ней, пожелал ей счастья и полетел через море, но, улетая, изломал весь царский сад, опрокинул все деревья, разбил все бассейны, фонтаны, все беседки. Газели, слоны и другие животные, бывшие в парке, с ужасом бросились во все стороны и гибли под валящимися деревьями, обломками строений и камнями разрушенных гор. В городе сделалось общее смятение.

Раване донесли, что это сделал все Ганума, что он говорил с Ситой и не истребил только той части сада, где была она. Равана пришел в бешенство и послал в погоню за Ганумой одного из самых лучших и проворных демонов - Индражита, одаренного сверхъестественною быстротой и стремительностью. Он бросился в колесницу, запряженную четырьмя львами, блиставшую блеском солнца, настиг Ганума, и между ними началась страшная битва: оружия, стрелы, тетивы, луков, свирепые крики бойцов потрясали воздух, как грохотание грома. Все онемело в ужасе; став друг перед другом, они, как два змея, вонзали друг в друга свои огненные глаза, бились, бились, но ни один не мог одолеть другого.

- А! - вспомнил наконец сын Раваны, - Ганума бессмертен; значит, чем ни бей его, все не убьешь. Дай-ка я опутаю его стрелами Брамы; ведь они у меня есть; тогда он будет в наших руках.

Он это и сделал, и Ганума, в ту же минуту связанный, упал на землю. Демоны тотчас бросились на Гануму, связали его веревками и привели к своему царю Раване. Равана в бешенстве приказал его убить.

- Нет, - сказал один из его советников, - этого нельзя: подвергать его можно каким угодно истязаниям, а лишать жизни не позволяется; так говорят мудрые; а вот что, обезьяны очень дорожат своим хвостом и считают его большим украшением своего тела; возьмем-ка, обложим хвост Ганумы тряпьем из бумажных материй, обольем маслом и подожжем.

Так они и сделали, подпалили хвост Ганумы, начали его бить и с шумом и гамом, с грубейшими ругательствами поволокли по городу, а некоторые побежали к Сите и сказали:

- Посмотри, вон что делают с твоим спасителем!

Сита едва не умерла от ужаса и сострадания при виде такого жестокого и бесчестного дела: но вскоре вошла в силу своей души и, обращаясь к огню с молитвенным благоговением, начала произносить заклинательные слова:

- Если я была всегда почтительна к моему супругу, огонь, будь милостив к Гануме. Если я строго соблюдала суровые требования отшельнической жизни, огонь, будь милостив к Гануме! Если пламя любви к моему Раме никогда не угасало в душе моей, огонь, будь милостив к Гануме! Если мои мысли и чувства всегда шли светлым путем добродетели, огонь, будь милостив к Гануме! Если я заслуживаю, чтобы на долю мою еще выпало сколько-нибудь счастья, огонь, будь милостив к Гануме!

Так молила и заклинала огонь Сита, устремляя свои прекрасные очи и мысли к Гануме. Огонь услышал ее мольбу, и вот пламя вьется вокруг Ганумы, а его не жжет. Ганума помчался по всем дворцам; отец его, Ветер, раздувал пламя; оно охватило весь город. Демоны, лошади, слоны, газели, ослы, птицы в ужасе метались во все стороны и гибли в беспощадном пламени. Яростный голос огня, треск разрушающихся зданий, жалостные крики всех живых тварей превратились в один ужасающий вопль, поднимавшийся из огненного, - кипящего волнами океана.

Ганума принял необычайной величины размеры, поклонился Сите, поднялся в безбрежное море воздуха и издал могучий крик, пронесшийся далеко в пространстве. Обезьяны, ожидавшие его возвращения, услышали этот крик, узнали его и с восторгом закричали миллионами голосов:

- Это - он, это - он, наш мудрый, наш великий, наш блистательный Ганума. Он исполнил поручение; это - верно!

Смотрят: он то потонет в облаках, то прорежет их, как огромная блистательная масса огня, то снова скроется; но вот он близко, прямо над ними, и с необычайною быстротою и шумом опускается на лесистую гору. Обезьяны столпились в несметном количестве, на мгновение замолкли, приложили с почтительностью руки к вискам, потом вдруг захлопали в ладоши, начали кричать, прыгать и качаться на деревьях. Наконец все опять утихло и смолкло. Важнейшие из благородных обезьян окружили Гануму и поднесли ему плодов и меду. Ганума поклонился им и сказал только одно: “Я видел царицу”. Они стали осыпать его вопросами о путешествии, о Цейлоне, о царе демонов, Раване, а больше всего о Сите; потом с воплями восторга все помчались к Раме.

Явившись перед ним, Ганума сообщил ему радостное известие и, в доказательство свидания с Ситой, подал драгоценную жемчужину, которую она носила в волосах. Рама взял ее, прижал к сердцу и заплакал.

Старинная индийская миниатюра

- Рассказывай, рассказывай все, - говорил он Гануме, - лей поток речей твоих на мое сердце, сжигаемое огнем печали.

Ганума пролил поток речей и рассказал с мельчайшими подробностями, где, при каких обстоятельствах, когда виделся с Ситой, что говорил он ей, что говорила она ему.

- Добрый, великодушный, мужественный сын Ветра, - сказал ему растроганный Рама, - я бесконечно счастлив; одно огорчает меня: я бедный скиталец, я нищий, у меня нет ничего, чем я мог бы достойно отблагодарить тебя. Прими ж от меня сердечный поцелуй. - И Рама со слезами обнял Гануму.

Подумав, посоветовавшись, они отправились к царю обезьян, Сугриве, и сообщили свое намерение идти немедленно войною на царя демонов, Равану. Царь обезьян, Сугрива, собрал бесчисленные тучи ополчений; они двинулись в поход и остановились на берегу моря, собираясь переправиться на Цейлон.

В это время мать Раваны, позвала к себе его младшего брата, чтобы он уговорил обезумевшего от красоты Ситы царя демонов добровольно возвратить ее Раме. Собрали совет: на двух золотых престолах рядом сидели Равана и его младший брат. Министры и советники стояли кругом в чертогах, блиставших серебром, золотом, драгоценными изящными тканями. Началось совещание: одни с хвастливостью говорили о том, что разобьют, истребят обезьян; другие советовали принимать меры предосторожности и наперед обдумать все для успеха войны. Наконец брат Раваны говорит:

- Царь! На земле много несчастий, и все они происходят от наших страстей; руководствуйся мы чувством справедливости и долга, на земле был бы мир и невозмутимое блаженство. Ты похитил прекрасную и добродетельную царицу - Ситу; это - несправедливо, это - жестоко, это - преступно. Отдай ее. Не губи ни себя, ни своего рода, ни своего царства. А вы, собравшиеся на совет, только потворствуете безумным страстям и слепым порывам Раваны. Разве это советь? На совете обсуждают, что справедливо, что несправедливо, что полезно, что гибельно. То ли вы делаете? Если вы не хотите послушаться долга, если ты, царь, в слепоте своей хочешь начинать погибельную войну, я сию минуту отправлюсь к Раме, честному, великодушному, благородному Раме, другу правды, другу всех созданий. Тяжело мне расставаться с моими родными; но так и быть: я не хочу, чтобы вечный позор, который заслуживает Равана, пал и на мою голову!

- А, - закричал в бешенстве Равана, - вот кто они, наши губители; это наши родственники. Лучше жить с заклятым врагом в одном доме, с ядовитой змеей в одной пещере, чем с родственником в одном дворце.

Сказав это, Равана вскочил, толкнул брата ногою, сбил его с престола и, выхватив меч, бросился на него. Придворные пришли в ужас. Один министр укротил бешенство царя демонов и заставил его вложить меч в ножны. Министры золотым венцом окружили Равану, и стояли в безмолвии.

- Равана! - сказал ему брат, то, что ты толкнул меня ногой, для меня - не большое горе; горе большое грозит тем и достойны сожаления те, которые, позабыв свое высокое происхождение, рабски предаются гневу. Вы все одобрили намерение раваны. Это повлечет за собою величайшее бедствие для него и для всего его семейства. Стрела убивает только одного человека на поле битвы, а безумная мысль царя губит его и весь народ. Ты, Равана, существо лживое, жестокое, изменник справедливости. Я покидаю тебя!

Сказав это, брат Раваны пошел к своей матери, рассказал ей все, попрощался с нею, обнажил меч и помчался к Раме. С ним полетело и четверо министров. Перелетев через море, брат Раваны остановился, крикнул обезьянам свое имя и сказал, зачем прилетел. Обезьяны хотели убить его, говоря, что это, должно быть, подосланный Раваной:

- Нет, - сказал Рама, - он просит моего гостеприимства и покровительства; если он вероломно меня обманывает, то пусть презрение от всех честных людей покроет его голову; а я не могу его отвергнуть. Рассказывают, что однажды ворон задрал голубя; но потом, страдая от голода, просил гостеприимства у голубки, его супруги, и она вежливо приняла его и даже накормила его своим мясом. Я не хочу быть хуже птицы и быть Раваной в отношении к его брату. Я дал обет охранять все существа и в битве не умерщвлять врага, который будет просить пощады. Пригласите ко мне благородного ракшаса Вибчисану, и уверьте его в безопасности.

Ракшаса обрадовался, снял с себя вооружение, повесил его на ближайшем дереве, подошел к Раме и хотел поклониться ему в ноги; но Рама удержал его, обнял и сказал кротким голосом:

- Твое величие! Друг ли ты мне?

Тронутый такою вежливой речью, ракшаса принял привлекательный вид, рассказал все о Раване и прибавил:

- Я покинул родину, родных и друзей; отказался от богатства и явился к твоему величию, чтобы вместе с тобою идти на злобного десятиголового демона, врага долга и справедливости.

Больше этого он не сказал ни слова и молча смотрел на Раму.

- Брат мой! - сказал Рама Лаксмане, - поди, возьми немножко воды в море и полей ее на голову брата Раваны, в знак того, что я, по своей милости, венчаю его на царство Цейлона.

Видя, какую доброту и ласку оказывает Рама благочестивому демону, все обезьяны захлопали в ладоши и громко закричали: “Славно! Славно!”

Однако ж это было только начало радости; довершение же было за широким морем. Надо было через него перебраться; стали совещаться все, и после разных соображений мудрых людей и обезьян, решились построить мол, вроде большой дороги через океан. Работали миллионы быстрых и сильных рук: рубили, вырывали с корнями тысячелетние деревья, носили глыбы земли, груды камней, отламывали целые гребни гор, и все это бросали, валили, укладывали и утаптывали в море. Когда исполинская работа, возможная только разве уму и силе богов, была окончена, и земля одного берега коснулась земли другого, по дороге с шумом и треском, гремя и сверкая оружием, закипели несчетные миллионы полчищ, и, как волны, настигая и перегоняя друг друга, покатились к Цейлону.

В Цейлоне поднялась страшная тревога: стены города, укрепления у ворот, улицы, крыши дворцов и домов были покрыты ополчениями вооруженных демонов. Войска Рамы подступили к Цейлону. Из Цейлона ринулись тучи войск Раваны. Закипели неслыханные битвы; с обеих сторон валились сотни тысяч убитых и раненых; земля, море и небо стонали от свирепых криков и жалобных воплей, от звона оружия, от грохота боевых колесниц, от ржания коней, крика слонов, треска вырываемых деревьев и оглушительного гула громадных камней и целых вершин гор, которые враги отрывали и бросали друг в друга. Наконец, Раване, владыке демонов, донесли, что войско Рамы одолевает. Равана в бешенстве, узнав о погибели своего сына, бросается к Сите и хочет убить ее.

- Остановись, - сказал ему один из его советников, -убить женщину - это низко, это недостойно твоего высокого звания. Ступай, лучше убей Раму и тогда она забудет его. А то - убивать ее! Посмотри, какая она прекрасная!

Равана обратил на нее свой взгляд, долго смотрел на нее и жестокая душа его смягчилась, он оставил ее и сам бросился в битву. Он встретился с братом, который искал защиты у Рамы и вместе с ним пошел войною на Равану. Равана пустил в него стрелу, но Лаксмана отразил ее.

- А! - вскрикнул Равана, - ты спас от смерти предателя вероломного моего брата, так умри же сам!

И он пускает в Лаксману неотразимое, зачарованное копье. Оно понеслось, окруженное огнем, гремя, подобно грому. Рама отгадал силу этого волшебного копья, ужаснулся при виде опасности для своего друга и крикнул заклинательные слова:

- Судьба! Спаси Лаксмана! Стой, железо! Не касайся его груди!

Но копье предупредило мысль и глубоко вонзилось в широкую грудь Лаксманы.

Рама припал к своему несчастному другу, прижал его голову к своей груди и с невыразимой тоской плакал и горевал над ним. Тогда Сугрива, царь обезьян, подошел к Раме и сказал:

- Не унывай, длиннорукий герой, пошлем за врачом; пусть он смотрит твоего любезного брата.

Пришел врач, осмотрел и сказал:

- Лаксмана еще жив, смотрите: в руках его есть теплота, в лице краска, глаза не потухли. В горах есть одно растение; следует только взглянуть на него или его понюхать, и человек выздоравливает.

- Ганума! Мудрый сын Ветра, - сказал Сугрива, - тебе предстоит опасное путешествие и поручение: лети на волшебную гору, где находится то благословенное растение, отыщи его и принеси его; этою горою владеют тридцать миллионов могучих воинов; они не допускают к себе никого; тебе придется выдержать с ними страшный бой.

- О, - сказал сын Ветра, - за Лаксмана я готов отдать жизнь.

Прилетает Ганума на гору. Из лесов и пещер выбегают страшные воины. Ганума вступает с ними в бой и после невероятного кровопролития побивает все тридцать миллионов и принимается искать благословенное растение, ищет, ищет - нигде нет; наконец, потеряв терпение, он схватывает гору со всеми зверьми, птицами, деревьями и потоками и отрывает ее от основания. Гора застонала и заплакала серебряными, золотыми, жемчужными и алмазными слезами. Ганума принес ее к врачу и сказал:

- Ищи целебное растение сам; я не нашел.

Врач принялся искать между множеством лиан, цветов, трав, корней - нету; осмотрел и ощупал всю гору, поднялся на самую ее вершину и увидел благословенную траву, бережно выкопал ее, осторожно принес туда, где лежал Лаксмана, растер ее между камнями и дал ему понюхать; в одно мгновение все стрелы и копье, которые торчали в теле Лаксманы, повыскакивали, и он вскочил совершенно здоровым, бодрым и сильным.

- Лаксмана, брат мой, друг мой! Лаксмана! Ты жив! Ты цел! - говорил в восторге и в слезах Рама, обнимая его и осыпая доктора ласками и похвалами. - Но, могучий герой, благородный сын Ветра, - сказал он великодушному Гануме, - гору надо отнести назад и поставить на свое место!

- Хорошо, - отвечал Ганума, - это - не трудно.

Между тем, как он собирался нести ее, обезьяны стали пить воду из ее потоков, купаться в них, поедать плоды на деревьях, ягоды, корни и другие съестные припасы, которые были навалены горами в жилищах и вокруг жилищ ее обитателей. Истребив все, они сбежали вниз. Ганума взял гору и понес, чтобы поставить ее па прежнее место.

Увидя это, десятиголовый Равана приказал бойцам своим догнать и убить его. Тучи демонов понеслись и напали на него. Ганума не выпускал горы из рук и бил демонов ногами, коленями, грудью, рвал зубами, а иных, обхватив хвостом, как канатом, волок за собою по воздуху. Один из демонов сорвался с хвоста и донес Раване, что они все побиты. Равана силою волшебства мгновенно создал великолепную колесницу: она была вся обложена золотом, наполнена всякого рода метательным оружием, запряжена конями с человеческими лицами и двигалась по одному движению мысли и желания. Против него выступил Рама.

- Нельзя Раме биться пешком с Раваной на колеснице, - сказали боги и послали ему колесницу с неба: Рама с благоговейным трепетом сел в нее и блистая, и гремя, погоняя коней только мыслью, понесся на Равану. Враги сшиблись, дышло против дышла, знамя против знамени, головы коней против голов коней, копья против копий, стрелы против стрел. От туч бросаемого оружия, от свиста и треска ломающихся копий и стрел, от грохота колесниц задрожала земля, закипело море, и солнце сделалось тускло, как медь. Бились страшно семь дней и семь ночей, не переставая ни на один час, ни на одну минуту. “Мне надо победить!” - думал про себя Рама. “Мне надо умирать”, - думал Равана. И схватились они, оба мужественные, оба блистательные, как туча с тучей, огонь с огнем. Рама начал рубить голову Раване: срубит голову, - на место ее мгновенно появится другая, срубит еще - еще голова вырастет; так рубил он сотни голов; появлялись на место их сотни голов; Равана все был жив.

- Да ты позабыл, - сказал Раме правитель коней, - что Равану не убьешь, нанося удары по голове; бей его по другим частям тела; да пусти стрелу Брамы, стрелу смерти. Брама сковал ее сам для бога неба, или воздуха, Индры. В пернатых зубцах ее заключил он ветер, в острие - огонь и солнце, дал ей для полета легкость воздуха, а для падения и удара - тяжесть двух гор.

Рама пустил эту ужасную стрелу и попал прямо в сердце Раваны. Лук выпал из рук Раваны, сам он рухнул с колесницы па землю и упал бездыханным. Бойцы его ужаснулись и бросились с места сражения в город, оглашая воздух отчаянными воплями. Обезьяны оглашали воздух радостным победным криком.

При виде Раваны, истекающего кровью из бесчисленных ран, глубокая жалость овладела сердцем его брата, бежавшего к Раме. Он упал на труп Равапы и, заливаясь слезами, роптал с горькою любовью:

- Брат мой! Несчастный брат мой! Говорил я тебе, убеждал я тебя: отпусти, отпусти Ситу. Нет, ты обезумел и - погиб. Брат мой! Брат мой!

И у демонов есть братская любовь.

Узнав о погибели Раваны, жена его и тысячи других женщин, живших в его дворце, шумящим, испуганным, смятенным роем прибежали, обступили его, кидались на сто тело, и слезами и криками выражали печаль свою.

Рама был глубоко тронут и, чтобы сколько-нибудь утешить их, приказал исполнить обряд похорон со всеми общепринятыми торжественными церемониями. Погребальный костер был сложен обезьянами из драгоценных деревьев, осыпан цветами, полит очищенным маслом из молока антилопы, посыпан сушеным зерном и покрыт сучьями дерев с плодами. В честь покойника убили несколько животных; брамины со слезами прочли над ним молитвы, завернули его тело в дорогой ковер и подожгли. Когда пламя истребило труп Раваны, Рама послал Гануму, с позволения нового царя, в его дворец, уведомить Ситу о победе и привести ее.

Сита так обрадовалась, что едва могла выговорить несколько слов.

- Благородная царица, - сказал Ганума, - на радостях доставь же и мне удовольствие за все мои услуги, позволь истребить всех чудовищных фурий, который так оскорбляли тебя нечистыми речами, издевались над тобою, мучили тебя угрозами. Окажи мне эту милость.

Сита подумала с минуту, потом улыбнулась и сказала:

- Благородный предводитель обезьян, не делай этого. Они ведь исполняли только приказания своего царя. То, что я вытерпела от них, было искуплением моих дурных поступков. Несчастие мое произошло по воле судьбы; я сама - слабая женщина и умею прощать слабым рабыням. Теперь у меня одна мысль, одно желание, одна радость: веди меня поскорей к моему блистательному супругу.

- Нет, царица, прежде умой лицо, обмой голову, оденься в самое богатое платье, садись в великолепный паланкин и тогда отправимся; так хочет муж твой, а муж для жены - бог.

Сита так и сделала. Увидя Раму, она вскрикнула только: “Муж мой!” и готова была броситься к нему. Но Рама встретил ее холодно, даже сурово, закрыл лицо свое одеждой и, едва удерживаясь от слез, сказал:

- Сита! Прежде, чем обнять меня, докажи, что никогда, ни на одну минуту сердце твое не отвращалось от меня, что я вечно жил в нем!

- Доказать! - вскрикнула с печалью, горечью и негодованием Сита. - Но помни, Рама, что я - царская дочь; вспомни, что ты знаешь меня с детства, что гордость стыдливости и красота чистого чувства всегда были моими подругами, что я добровольно пошла за тобой в изгнание, в леса, чтобы вместо людей жить с дикими зверьми и ядовитыми змеями в грязи, в нечистоте, на холоде и зное, томиться голодом и жаждой, скитаться, изнывать в тоске о родных. Этого тебе мало? Доказать! Так ты до сих пор не узнал души моей? Если ты мог сомневаться в моей любви к тебе, зачем тебе было предпринимать столько трудов, подвергаться таким опасностям, страдать от стольких ран, проливать столько крови? Пусть бы меня растерзали и съели нечистые фурии, тогда бы мне легче было умирать. Теперь - жизнь для меня была бы мукой и позором. Знай же, великодушный герой, что я не стану жить такою жизнью, когда мне не оказывают ни уважения, ни доверия, которых я заслуживаю. Лаксмана! Сложи для меня смертный костер: это одно убежище от моего несчастия!

Лаксмана в нерешительности смотрел в глаза Раме и по выражению лица его увидел, что он желает подвергнуть Ситу испытанию огнем. Сложили костер. Сита, подойдя к костру, сделала поклонение сперва в честь богов, потом в честь браминов и, приложив к лицу руки в виде чаши, обратилась с молитвой к богу огня:

- Божественный огонь, ты, который все видишь, течешь во всех созданиях и живешь в моем теле, будь свидетелем того, что мысли мои никогда не отвращались от Рамы, и охрани меня!

Произнося эти слова, она поклонилась Раме в ноги и взошла на костер. Миллионы обезьян подняли страшный вопль; Рама залился слезами. Пламя запылало и охватило Ситу, но не коснулось ее тела. Бог огня облекся в видимое, живое существо, взял Ситу на руки, вынес ее из пламени костра и передал ее Раме.

- Рама, - сказал он, - вот твоя добродетельная супруга: мысли ее всегда ходили вокруг тебя. Я свидетель; а огонь видит все, что открыто и что скрыто.

Рама, без всякой тени в мыслях и в чувстве с восторгом и почтительностью приветствовал свою супругу. Тогда появилась с неба великолепная колесница. На ней сидел отец Рамы и Лаксмапа, Дасарата. Рама, Лаксмана и Сита с благоговением склонились перед ним. С невыразимым наслаждением он смотрел на них, произнес над ними благословенные слова, призвал Раму на царство, одарил всех их мудрыми словами, как жить и царствовать, и тем путем, которым сходят и восходят боги, стал подниматься в беспредельное пространство, и все смотрел на землю и на детей своих, пока не скрылся в глубине неба.

В эту минуту бог неба, Индра, обратился к Раме и сказал:

- Царь человеческий! Мы довольны тобой; скажи, чего желает твое сердце?

Рама отвечал:

- Владыка всего царства бессмертных! Если я тебе угоден, исполни мою просьбу: дай жизнь всем обезьянам, которые пали за меня в битве.

- Рама, - отвечал Индра, - это желание достойно твоего великодушия; союзники твои проснутся от смертного сна!

Вдруг на поле битвы, усеянном трупами, полился дождь, раны обезьян закрылись, они вскочили, с удивлением посмотрели друг на друга и запрыгали от радости.

Новый царь Цейлона поблагодарил Раму, приказал волшебной колеснице, двигавшейся собственной силой, стать перед ним и отвести его на родину, в его владения.

Рама, Лаксмана и Сита сели в колесницу и полетели по воздуху. Подданные издалека увидели их. Колесница остановилась. Сбежались все родные и окружили ее. Рама бросился к ногам матери. Оба плакали радостными слезами. Брат Рамы, в его отсутствие управлявший царством, взял две сандалии и собственными руками надел ему на ноги. Обезьяны приняли вид людей, бросились к четырем морям, в драгоценных сосудах, убранных цветами, принесли воды, брамины окропили ею Раму и посадили на золотой престол. Придворные женщины убрали Ситу в драгоценные одежды, и она села рядом с Рамой.

Все родственники, придворные женщины и мужчины, все обезьяны получили бесчисленные подарки - множество золотых сосудов, драгоценных камней, ковров, редких материй, колесниц, а брамины, сверх того, по сто раз сто быков, по несколько тысяч дойных коров, по тридцати десятков миллионов золотых монет и многолюдные деревни. Сита сняла с себя жемчужное, подаренное ей Рамой, ожерелье, снизанное из жемчуга вперемежку с драгоценными камнями, несколько раз обвела глазами всех, стоявших вокруг престола обезьян и потом взглянула на Раму. Рама попил мысль ее взгляда и сказал:

- Благородная женщина! Дай это ожерелье тому из героев, кем ты больше всех довольна, кто больше всех доказал свое бесстрашие, свою силу и свой ум.

Черноокая царица, исполненная небесной красоты, очаровательная во всех своих движениях, отдала ожерелье Гануме, сыну Ветра. Ганума заплакал от радости.

- Ганума, царь обезьян, - сказал Рама. - Я еще не вознаградил тебя достойно ничем; скажи, чего ты желаешь?

- Царь, непобедимый герой, муж, блистающий мудростью и справедливостью, дай мне только один дар: чтобы душа моя не расставалась с телом до тех пор, пока на земле не умолкнет имя Рамы. Драгоценнее этого для меня не может быть ничего на свете!

- Божественною силою, мне присущею, - отвечал Рама, - я даю тебе этот дар; да снизойдет на тебя счастье; будь всегда здоров, цвети неувядающей молодостью и силой до тех пор, пока земля будет держать на себе моря и горы.

Сын Ветра склонился перед Рамой на прощанье и полетел. За ним помчались тучами миллионы его подданных в свои царства гор, полных золотом и драгоценными камнями, в свои леса и долины, полные плодов, вечно цветущие, вечно благоухающие, освежаемые светлыми реками и потоками, журчание которых сливается с говором птиц, блестящих перьями, как яркие цветы лотоса сверкающих в полете, как капли золотого дождя, как сыплющиеся драгоценные камни. И весь путь они все говорили только о Раме.

Когда они скрылись, Рама сказал Лаксмане:

- Брат, управляй царством вместе со мною, и все будет хорошо.

И они стали управлять царством вместе, и все было хороню: во все время их правления подданные их, все до одного, были сыты; у них было вдоволь и хлеба, и всякого другого богатства; никто не трогал чужого, о воровстве не было и слуху; молодые не умирали раньше стариков; не было ни болезней, ни горя; жизнь считалась сотнями лет и текла радостно. Деревья не засыхали, не гнили от непогоды, зноя, или холода; цветы и плоды без перерыва сменялись одни другими; бури не бушевали, а веяли тихие, приятные ласкающие ветры, а главное - в царстве братьев царствовали мудрость и справедливость. Братья были благочестивы, очень часто совершали большие жертвоприношения и осыпали браминов богатыми дарами.

Эту благословенную повесть сложил знаменитый, никогда не забываемый Вальмаки. Тому, кто будет ее слушать и помнить в продолжении всей своей жизни, небо будет посылать исполнение всех его желаний: если он пожелает богатства, у него будет богатство; если отец пожелает, чтобы у него были не дочери, а сыновья, будут сыновья; если чьи родители странствуют далеко в чужих землях, по его желанию они возвратятся счастливо и скоро; молодой девушке будет дано то, что составляет радость ее сердца. Все, все сбудется, о чем подумаешь, что загадаешь.