Свидетель колдовства ТАНЕЦ ОБНАЖЕННЫХ

Позднее, летом 1947 года, я снова соединился с экспедицией в базовом лагере, называвшемся Джакаре. Здесь был построен небольшой аэродром с радиостанцией, и отсюда экспедиционные партии должны были уходить на запад и север в глубины джунглей Амазонки.
Первыми представителями местных жителей, с которыми мне пришлось здесь встретиться, были индейцы, нанятые в этом районе для сооружения лагеря. Их было около ста человек, с ними были их жены и дети. Они совсем недавно познакомились с белыми людьми, и это давало возможность наблюдать их еще не искалеченные культурой примитивные обычаи.
Меня особенно интересовал культ «поклонения мертвым» — основа верований индейцев. Они, как и многие другие представители первобытных народов, верили, что мертвые правят живыми. Местные рабочие, например, искренне верили, что самолет, доставивший нас в лагерь, прибыл из «страны мертвых».
Некоторые проявления культа мертвых относятся к числу наиболее таинственных и наиболее ужасающих обрядов первобытных народов. Посвященные мертвым ритуалы встречаются повсеместно — в Южной Америке, Африке, Австралии и Океании. Аборигены этих стран живут в постоянном страхе, что духи умерших сольются с душами живых. По их представлениям нет разницы между сном, когда они могут в своих сновидениях общаться с духами мертвых, и бодрствованием.
Уже первый опыт общения с работавшими в Джакаре индейцами показал их искреннюю веру в полную реальность общения между миром живых и миром мертвых. Это позволило мне еще больше утвердиться в справедливости предположений, сделанных на основе бесед с Пименто и, возможно, частично на основе воспоминаний о визитах в резервацию чайенов. Мысль моя проста — Первобытный человек стоит к явлениям природы намного ближе, Чем это можем представить себе мы, живущие в цивилизованном Обществе. Для него нет ничего противоестественного в общении с Духами мертвых. Кроме того, защитить себя от них ему проще, чем от живых врагов, — для этого нужно только приносить духам дары и исполнять определенные обряды.
Хотя он живет в постоянном страхе смерти, он научился вое. принимать ее реальность с куда большей готовностью, чем мы. Смерть для него не только неизбежна, но и близка. Хотя это может показаться парадоксом, но парадокс этот легко объясним. Явления, которых мы не понимаем, могут нас беспокоить и даже ужасать. Но если мы познакомимся с ними ближе, освоимся и почувствуем, что мы их знаем, то, хотя и будем продолжать бояться их, это будет уже другой более близкий и привычный страх, когда мы фаталистически принимаем возможные последствия.
Наша экспедиция работала в тех местах Бразилии, куда, на. сколько известно, белые проникли впервые всего лишь 75 лет на. зад. Этот район лежит на «продольной оси» Бразилии, на линии, идущей с северо-запада на юго-восток, и тянется на три тысячи миль от границы Колумбии до Рио-де-Жанейро.
Большая часть индейцев, с которыми мне приходилось встречаться в лагере Джакаре, принадлежала к племени трумес, относящемуся к группе карибских племен. В районах, простирающихся к юго-западу от нашего лагеря, обитали индейские племена, принадлежащие к различным языковым группам, в том числе племя камайюра. Оно интересовало меня больше всего, поскольку мой переводчик — индеец Нарум был из этого племени. Нарум оказывал мне бесценную помощь в работе и исполнял обязанности коллектора, собирая все результаты нашей экспедиции, в том числе антропологические данные, которые мне удавалось получить. Это был крепкого сложения человек, его рост был выше среднего роста (около 5,5 фута) мужчин его племени. Он был среди первых индейцев, нанятых экспедицией для строительства аэродрома, и немного говорил по-португальски.
За несколько недель наших экспедиционных работ нам удалось посетить с десяток племен, пользуясь самолетом или моторной лодкой. С нами был Орландо Вилла Боас, известный среди индейцев как «великий белый доктор», который мог объясняться с представителями местных племен. Среди этих племен было воинственное племя сийяс, знаменитое своими набегами на соседей с целью грабежа и похищения женщин. Последнее обстоятельство особенно возмущало мужскую половину племен, подвергавшихся набегам, но женщины воспринимали возможность похищения совсем по-другому.
В одном из селений племени сийяс мне приходилось беседовать с похищенными женщинами, и они не жаловались на свою судьбу. Они расценивали это как признак мужественности своих похитителей, и, кроме того, их привлекала возможность увидеть новые края.
Однажды, пролетая на самолете над джунглями, мы заметили сравнительно большое поселение в нескольких милях от реки Кулуэне. Это был основной район расселения племени камайюра, к которому принадлежал мой Нарум. Поскольку в своих рассказах Нарум неоднократно подчеркивал, что его племя не входило прежде с белыми людьми, мне было чрезвычайно интересно побывать у них.
Мы вернулись в лагерь, и я обратился с просьбой к начальнику вашей экспедиции Орландо Вилла Боасу. Руководители экспедиции — его брат Леонард Вилла Боас и Клаудио — решили совершить это путешествие со мной. Они поручили Орландо и фотографу Джоа Мелиму создать группу из 10-12 человек с носильщиками и отправились вверх по реке.
Несколько дней мы плыли по Кулуэне, реке, пробившей себе путь сквозь непроходимые джунгли, на берегах которой мы встречали самые удивительные по окраске образцы растительного мира. Это собрание цветов и кустарников с воздуха создавало картину девственной красоты, скрытой листвой мощных деревьев, а здесь, внизу, это было фантастическое по красоте зрелище. Медленно подымаясь вверх по течению, мы любовались множеством редких по красоте своей окраски птиц. в том числе и черных попугаев, которых мне никогда не приходилось встречать ранее.
Наша лодка, построенная целиком из красного дерева, была около 45 футов в длину, имела неглубокую осадку и могла доставить нас далеко вверх по любому из притоков реки. Мы могли подходить очень близко к берегу и обследовать почву, которая даже на значительном расстоянии от берега была мягкой и болотистой. Когда мы свернули в один из мелких притоков Кулуэне, который мы обнаружили при облете района, экипаж нашей лодки охватило странное чувство ожидания чего-то необычного. Я спросил Орландо Вилла Боаса, в чем дело. «За нами наблюдают, — сказал он. — Скоро они нас встретят».
Действительно, вскоре и мы увидели на небольшом мысу, вдававшемся в реку, группы обнаженных индейцев, вооруженных луками и стрелами, которые, однако, не выказывали никаких признаков враждебности.
Может быть, о нашем подходе их оповестил некий «лесной телеграф», такой же, как в Африке, — не знаю. Но они, по-видимому, заблаговременно знали не только о нашем визите, но и о наших мирных намерениях.
Один из первых вопросов, который перевел Нарум, был: где великий белый доктор? Где белый курандейро? Нарум сразу указал на Орландо Вилла Боаса. Затем, обращаясь ко мне, он сказал, что это и есть «его люди». Действительно, его жена жила в деревне этих индейцев в четырех милях отсюда.
Мы несколько дней пользовались гостеприимством этой деревни, и я с удивлением обнаружил, что большинство жителей никогда прежде с белыми людьми не встречалось.
Индейцы племени камайюра, относящиеся к группе племен тупи, имеют крайне простую форму правления. Самый старый из мужчин «считался «вождем», обычно это был единственный старик в племени. Вождя звали Томаку. Я сразу же попросил Нарума разузнать о знахаре деревни. В ответ Нарум состроил гримасу и указал рукой куда-то в джунгли.
— Он убежал, — Ответил Нарум по-португальски. — Белый курандейро делает больше дыма! (то есть может его «выкурить». — И. М.)
Вскоре этот служитель медицины решился на возвращение. Он убежал, видимо, из опасения, что прибыл более могущественный знахарь. Нарум пояснил мне, что нет ничего необычного, если знахарь покидает племя, когда он ошибается в предсказании дождя или когда его обряды оказываются бессильными против болезни. За такие неудачи не наказывают. Просто он теряет репутацию и влияние и стремится перебраться в другое племя, где о его поражении не знают. Местный знахарь был не так стар, как Томаку, но куда безобразнее. Застывшее выражение его лица свидетельствовало о психической ненормальности — он, видимо, был подвержен эпилепсии, что среди местных племен часто является обязательным условием для успешной карьеры человека, посвятившего себя знахарству.
С помощью Нарума мне удалось узнать много интересного о верованиях и обычаях индейцев этого племени. Старый знахарь был непререкаемым судьей во всех проблемах духовной жизни племени. Я спросил его, может ли он управлять душами мертвых? Нарум перевел ответ: «Нет, сеньор, это духи управляют им».
Из того, что Нарум и этот служитель медицины рассказали мне, стало очевидным, что для камайюра идея смерти не связана с моральными или этическими ценностями. Понятия смерти как наказания за злодеяния живых просто не существует для них. Для них смерть — это всего лишь переход из страны живых в страну мертвых. В их представлении страна мертвых не лучше и не хуже страны живых. Человек просто умирает, и его дух продолжает жить в другой стране, которая не отличается от страны, где он жил до смерти.
Представление о жизни после смерти для них столь же естественно, как естественно их представление о жизни, ибо любое другое представление, очевидно, повело бы к созданию вакуума в их сознании. Камайюра не видят также никакой разницы между душами людей и душами любых других существ, например змей, рыб, птиц и других животных. Они верят, что мертвые могут возвращаться в страну живых, «переселяясь» в тело любого живого существа, — в этом сходство их верований с верованиями многих других первобытных племен в различных частях земного шара.
Это верование дает одно любопытное следствие. Если умерший человек в мире духов подвергается нападению более сильного духа, то это может заставить его принять образ еще живущего человека. Тогда вмешательство знахаря становится совершенно необходимым — только он своими заклинаниями может избавить человека от власти духа покойника.
Знахарь этой деревни с помощью Нарума дал мне столь простое и логичное толкование этих представлений, что оно выдерживало даже строгую критику нашего цивилизованного разума. Из его объяснений мне стало ясно, что их представление о небе коренным образом отличается от нашего. Они связывают его не с будущим, как мы, а с прошедшим временем. Там живут все ушедшие от нас друзья и родственники. С начала времен туда уходят все покойники и там живут вместе с первыми индейцами, жившими на земле. Если представляется возможность, то они возвращаются на землю в образе человека или животного. Но духи тех, кто не может вернуться, таятся в ночи и причиняют мучения живущим и тем, кто смог вернуться к жизни.
Воспитание молодого поколения в значительной мере основано на сказаниях и легендах, так что молодежь племени, подрастая, узнает, что случилось с их предками. В этих легендах не делается большой разницы между людьми и животными или между живыми и мертвыми. Их рассказывают по памяти старшие члены племени, и младшее поколение индейцев верит им столь же искренне, как наши дети верят в существование Робин Гуда.
Естественно, что такая вера находит свое отражение в их обычаях. Победа над животным — это такой же триумф, как победа над врагом. И тех животных, которые не представляют опасности для человека или которых он не употребляет в пищу, индейцы считают социально равными человеку.
Большинство мужчин были молоды — в среднем им было около тридцати лет. Все они на вид отличались крепким здоровьем, что представляло разительный контраст с их высокой смертностью в раннем возрасте.
Я осмотрел нескольких мужчин и не нашел у них никаких признаков внутренних или кожных болезней, заболеваний зубов или полости рта. В малой продолжительности их жизни виновны прежде всего частые эпидемии малярии. Этот бич жителей бразильских джунглей представляет смертельную угрозу для тех, кто вынужден оставаться в деревне и не может покинуть зараженной зоны. Мне говорили, что когда начинается эпидемия малярии, то племя снимается с места, бросает свои дома и уходит далеко на новое место. Трудности охоты, которая является долгом мужчин, также уносят много жизней. Обязанности знахаря у индейцев камайюра почти те же, что у Пименто или Чоро, они лишь чуть проще. Менее сложная социальная структура племени, отсутствие представления о наказании за грехи упрощают его задачу. Если знахарю не удается излечить больного, индейцы камайюра не осуждают его за слабость, а считают, что в болезни виноват другой колдун. Но если соплеменники умирают слишком часто, то к знахарю перестают обращаться за помощью и он вынужден уходить из племени.
Престиж местного знахаря неоднократно страдал еще до нашего приезда, и во время нашего пребывания у камайюра знахарь снова скрылся. Нарум подтвердил мне, что это объяснялось главным образом его боязнью вступить в безнадежное соревнование с великим белым доктором Орландо Вилла Боасом, и он бежал, чтобы уйти от поражения.
У камайюра есть один обычай, похожий на организованное ритуальное действие. Это праздник танца танга-танга, якобы очищающий жилища умерших от злых духов. Когда мы впервые появились в деревне, этот праздник был в полном разгаре, и большая часть танцоров-мужчин была раскрашена красной растительной краской урукум. Симметричные линии покрывали их лица, верхнюю часть тела и ноги. Женщины участия в танце не принимали и не были раскрашены.
Цель танца частично состояла в психологической разрядке танцующих, и он во многом был схож с ритуальными танцами африканских племен, участники которых верят, что во время танца в них вселяются духи, хотя на сей раз я не слышал от туземцев, чтобы они верили в то, что духи владеют танцорами. Мужчины племени были ростом выше обычного для этих мест. Некоторые из них были до 6 футом ростом и весом около 200 футов. Они танцевали совершенно обнаженными, если не считать узкой набедренной повязки из листьев пальмы и бамбука. На головах у них были красивые повязки из перьев тукана, запястья и лодыжки украшали повязки из древесных волокон, У некоторых на затылках были прикреплены пучки обезьяньих волос, которые при прыжках создавали впечатление развевающейся гривы.
Каждый из танцующих играл на свирели, издававшей высокие пронзительные звуки в такт их ритмичным прыжкам, В этом танце они демонстрировали чудеса выносливости. Широким шагом, почти прыжками, а часто бегом в едином ритме танцевали они весь день с восхода солнца до заката, а затем почти без передышки всю ночь. Они обходили кругом каждую хижину поселка, то приближаясь к ней тремя шагами, то отскакивая назад. Затем они вбегали в хижину и выбегали из нее. За все то время, что я наблюдал танцоров, никто из них не съел ни кусочка и не выпил ни капля воды. На следующий день к ним присоединились жены, и этот изнурительный танец продолжался без перерыва. Каждая женщина танцевала рядом с мужчиной, положив руку ему на плече и повторяя за ним все прыжки и ритуальные фигуры танца.
Незадолго до нашего ухода из деревни меня как-то ночью разбудил Нарум и сообщил, что сестра одного из вождей племени Мондоро подверглась нападению злых духов. Я немедленно направился в ее дом — большую хижину без перегородок, где вся семья жила и спала в одном помещении, и обнаружил молодую женщину в состоянии послеродовой горячки. Ей было около 16 лет, и она только что родила дочь.
Я знал, что нам грозят крупные неприятности, если мы попытаемся оказать медицинскую помощь, и она окажется безуспешной. Но я попросил Нарума убедить вождя, чтобы он разрешил нам взять больную с собой в лагерь. На следующий день мы отбыли, взяв с собой женщину. Она должна была испытывать мучительные боли, но ничем, разве что случайной гримасой, не выдавала своих мук.
Пока мы плыли вниз по реке, нас сопровождали сигналы «телеграфа» джунглей: удары палкой по пустому выдобленному бревну. Звуки этого примитивного барабана разносились на много миль вокруг. Впереди нас по нашему маршруту, очевидно, были высланы наблюдатели, которые должны были следить за тем, чтобы наш путь прошел благополучно. Как только мы проходили один из таких постов, в ясное тропическое небо поднимался столб дыма от сигнального костра.
Когда мы прибыли в Джакаре, женщина была в таком плохом состоянии, что мы были вынуждены направить ее на самолете в госпиталь в Арагарсас. Несколькими неделями позже, когда я в Рио дожидался самолета, чтобы отправиться домой, я услышал от одного из братьев Вилла Боаса. что женщина выздоровела и доставлена обратно в свою деревню. По крайней мере хоть на этот раз первый контакт первобытного племени с белым человеком хорошо кончился.