Секрет оборотня

Когда я был ийабо (то есть весь первый год после посвящения кариоча), я каждый день брал уроки у падрино. Иногда он рассказывал мне о великих забытых тайнах, о силах, которые помогали мужчинам и женщинам становиться животными. В то время я мечтал стать филином. Я спросил у падрино, смогу ли я превратиться в филина, если научусь искусству превращения в животных. Он посмотрел на меня и медленно кивнул. «Ты точно такой же филин, как я гриф», — сказал он.
Во многих культурах существует поверье, что некоторые люди способны превращаться в животных. В своей работе «Происхождение веры в оборотней» Кэролайн Тэйлор утверждает, что «почти в любой стране мира есть люди, убежденные в том, что человек способен принимать облик животного» 1. Далее она пишет: «Вера в оборотней появилась очень давно, еще в первобытные времена, В каждой культуре эта вера базируется на одном и том же — на превращении живого человека в животное. На территориях, где часто встречаются волки, человек превращался в волка, а в африканских странах мог стать львом, гиеной или леопардом» 2. Хотя в афро-кубинской культуре религия строится отнюдь не на вере в оборотней, тем не менее такая вера широко распространена и периодически пользуется повышенным интересом. Поэтому она заслуживает особого рассмотрения.
Афро-кубинская традиция изобилует рассказами о могущественных сантеро и ньяньиго, которые могли превращаться в животных, когда им вздумается. Особенно это касается ньяньиго, потомков легендарного племени Леопардов. Это племя обитало в регионе Калабар в Западной Африке и принадлежало к семье племен, говорящих на языке эфик. Считалось, что они обладали способностью превращаться в животных, чаще всего в волков и леопардов. На Кубе о ньяньиго ходили похожие истории, хотя считалось, что представители этого народа уже потеряли способность принимать нечеловеческий облик. На Гаити существовали сказания о человеке-волке.
Кубинские власти ошибочно считали, что для завершения превращения ньяньиго требовался жир белых детей. Это нелепое суеверие, вероятно, отражало европейские взгляды на черную магию и не имело ничего общего с любой из африканских культур, сохранившихся на Кубе.
Говорили, что мой падрино, Хуан Гарсия, обладал способностью превращаться в животное. Он умел принимать облик грифа. Эту способность он приобрел не в сантерии, а у одного индейца из Мексики.
«Это случилось сразу после того, как один певец, которого ты знаешь, стал знаменитым — с моей помощью, конечно, — сказал падрино. — Мексика была второй после Кубы страной, где признали его огромный талант. Итак, после того как он подписал контракт со звукозаписывающей компанией «RCA-Mexico», он попросил меня отправиться с ним в длительную гастрольную поездку по этой чудесной стране». Падрино попыхивал сигарой, его большие темные глаза затуманились. Он погрузился в воспоминания. Затем продолжил: «Это было в 1948 году. Я был еще не так стар, чтобы меня не увлекал чарующий мир шоу-бизнеса. — Тут он усмехнулся. — Мой друг гастролировал по Мексике с потрясающим успехом. Но в одном городке на территории штата Оаксака мое внимание переключилось с шоу-бизнеса на религию. Я отправился на автобусную экскурсию в одну из индейских деревень того региона. Когда я шел по деревне вместе с другими членами группы, меня потянул за рукав какой-то мальчик и спросил, не зовут ли меня Хуаном Гарсией. Я сказал, что именно так меня и зовут. Тогда он попросил меня следовать за ним и привел в маленькую деревянную хижину. Внутри было что-то вроде алтаря из нескольких деревянных ступеней, ведущих почти к самому потолку. Это сооружение было застелено расшитыми блестками покрывалами красного, белого и зеленого цветов. На вершине этого своеобразного алтаря горели десятки свечей. Он прямо-таки господствовал над всем жилищем. У его подножия лежали различные травы, некоторые из которых я узнал, другие же были мне неизвестны. Я инстинктивно коснулся пола пальцами, а потом поцеловал их в знак уважения. Индеец, на вид чуть старше меня, в немного поношеном коричневом костюме и в котелке, с гаванской сигарой во рту, протянул мне руку.
— Добро пожаловать в мой дом, дон Хуан. Я Торино, и мне кажется, мы можем поделиться знаниями друг с другом.
— Простите, сэр, — удивленно отозвался я. — Но откуда вы знаете мое имя?
Торино от души посмеялся и сказал, что он падрино мексиканской певицы, которая гастролирует вместе с моим другом. Она и рассказала ему о моих удивительных способностях.
— Мне бы стоило приревновать ее к вам, — заявил Торино. — Сандра говорит, что ваш друг дал ей талисман, изготовленный по вашим рецептам, и эта вещица очень помогла ее карьере.
— Среди моих клиентов и духовных детей немало людей из шоу-бизнеса, — ответил я. — Думаю, мне действительно удалось составить несколько эффективных талисманов для этой области.
— Идем, Хуан, посидишь со мной и разделишь со мной пищу. Мы должны поговорить как падрино с падрино, — сказал Торино. И продолжил: — Говорят, что кубинская сантерия может дать способность притягивать к себе денежные прибыли. Так ли это?
— Я слышал, — ответил я, — что мексиканские курандерос умеют лечить от любых болезней, а некоторые могут превращаться в животных. Так ли это?
Тут Торино удивил меня фразой, которую я совсем не ожидал услышать от индейского курандеро:
— Вижу, вы хотите получить компенсацию за ваши знания, друг мой. Что ж, лечению какой болезни мне научить вас в обмен на рецепт ваших талисманов для шоу-бизнеса?
— Я и сам прекрасный лекарь, дон Торино. Что меня действительно интересует, так это все эти штуки с оборотнями.
— Если бы кто-то другой попросил меня открыть этот секрет, то я бы только посмеялся, — ответил дон Торино. — Но вы мудрый человек, а в некоторых областях даже более знающий, чем я, если судить по свечению вашей ауры. Я думаю, что смогу научить вас этому за три дня.
— Именно столько времени мне понадобится для того, чтобы научить вас изготовлению тех амулетов, которые вас так интересуют. — сказал я.
Мы пожали друг другу руки, и через три дня каждый из нас получил то, что хотел».
Падрино умолк. Мне стало ясно, что дальше говорить он не собирается, и я принялся умолять его продолжить рассказ. Но он отказался.
— Твои родители могут сколько угодно гордиться твоим великолепным ай-кью, малыш. Но есть вещи, которых не понять семилетнему мальчику, каким бы смышленым он ни был. К тому же сам по себе ты не так уж и умен. Просто тебе повезло, что Обатала всегда стоит рядом с тобой и шепчет тебе на ушко.
Мне стало грустно, и я чуть было не заплакал, ведь мне так хотелось научиться превращаться в филина. Заметив мое разочарование, падрино погладил меня по волосам, улыбнулся и сказал:
— Я пока не могу научить тебя превращаться в филина, но я сделаю один фокус, который понравится тебе не меньше. Сегодня после обеда ступай в священную рощу, туда, где ты учился гулять с ночью, и поспи там немного.
Я сделал так, как мне было велено, и в роще мне приснился чрезвычайно отчетливый сон. В этом сне я был большим филином. Я летал по всему острову Куба и заглядывал в деревни и города, которых никогда прежде не видел. Проснулся я в прекрасном настроении, довольный тем, что хоть ненадолго, но все-таки стал филином.
Прошло четыре года, прежде чем падрино опять вернулся к этой теме.
— Из твоего ита я узнал, что ты не останешься на Кубе. Пока ты будешь за морем, я покину материальный мир. Поэтому я передал большинство секретов Рэю, он старше тебя и сможет лучше сохранить их. Но однажды Рэй, твой старший брат по религии, поделится ими с тобой. — Рэй был на десять лет старше меня и стал бабалао в ту неделю, когда я сделался сантеро. Он происходил из семьи, насчитывавшей не одно поколение бабалао, и серьезно изучал Ифу. Спустя годы я находился у него в ученичестве в Новом Орлеане, где под именем Ифы П. он уже стал могущественным религиозным лидером.
Когда мне показалось, что настал подходящий момент, я опять спросил у падрино, действительно ли он мог превращаться в грифа.
— Слово «действительно» почти ничего не значит, — ответил падрино. — Я мог бы рассказать тебе о сотнях людей, которые погибли в облике животных. Те, кто их убивал, не знали, что перед ними были не звери, а люди.
— Падрино, — спросил я, — несколько лет назад ты рассказал мне, как мексиканский курандеро научил тебя превращаться в грифа. Скажи мне, это правда?
Падрино несколько рассердил мой вопрос. Он ответил:
— Давай вот как на это посмотрим. Если рядом с тобой когда-нибудь окажется гриф, не обижай его, потому что в этот момент он, возможно, будет пытаться помочь тебе. Если ты причинишь ему вред, то ты причинишь вред и мне.
Многие годы после того, как в 1966 году я эмигрировал в Соединенные Штаты, я размышлял о том, что в шутку называл «вопросом об оборотнях». В 1972 году я рыбачил на озере Поншартрэн в Новом Орлеане с Ифой П. Тогда я и получил ответ на этот вопрос. Ифа П. сказал мне:
— Мексиканец научил нашего падрино технике самоотождествления с определенным животным. Тут все дело в очень сильной сосредоточенности на одной мысли.
— И все мексиканские курандерос умеют превращаться в животных? — спросил я друга.
— По словам падрино, дон Торино не был курандеро. Он был... ммм... не могу сказать тебе это слово. Обещал падрино, что никогда не повторю его. — (Несколько лет спустя я узнал, что слово, которое не хотел произносить Ифа П., было «человек-дьявол»). — В общем, он был кое-кем другим. Дон Торино рассказал падрино, что можно достигнуть особого измененного состояния, если выпить настой из вареных грибов и корней определенного рода и пропеть специальные индейские заклинания. С помощью этого способа воля человека оказывается внутри животного. Теперь этот человек видит глазами животного, ходит, летает и плавает в шкуре животного. Животное становится чем-то вроде телекамеры: то, что оно видит, передается тебе. Другими словами, происходит абсолютное самоотождествление с определенным животным. Если в это время с этим животным что-то случится, то человек получит сильнейшее нервное потрясение и, возможно, умрет.
Так вот в чем было дело! Измененное состояние, сверхчувствительный вид телепатии. Внезапно вера в то, что человек может превращаться в животное, показалась мне не такой уж необоснованной. Разве человек не может по телефону передавать свой голос за тысячи километров? Я несметное число раз был свидетелем того, что скептики называют «так называемыми сверхъестественными явлениями». И это новое открытие я счел совершенно нормальным и вполне объяснимым.
Не так давно я встретил последовательницу мексиканского «человека-дьявола», которая знала о его щедрости к моему падрино. Она объяснила мне, почему Торино открыл моему духовному наставнику такую великую тайну.
«Торино действительно был человеком-дьяволом (diablero)», — сообщила она. — Но человек-дьявол не обязательно должен быть злым. Это просто человек, который умеет превращаться в животное. Торино любил — да и сейчас любит — читать и узнавать новое о том, как европейцы повлияли на цветных. Много лет он изучал, как его народ, индейцы, полностью исчез с Карибских островов и как африканцы сумели сохранить свою культуру на Кубе и в Бразилии. Он также читал о племени Леопардов из Калабара и об их кубинских потомках, которые в леопардов превращаться разучились. Торино обучил Хуана своему искусству, потому что так он смог вернуть народу Леопардов часть того, что они потеряли».
История о подарке Торино моему учителю весьма показательна. Она показывает готовность представителя одного туземного народа делиться тем, что он, возможно, считает своим величайшим сокровищем, с представителем другой туземной культуры. Она также свидетельствует о том, что у очень разных народов есть некоторые общие верования. Так называемый вопрос об оборотнях, например, поднимался в саамских, финских, североазиатских, индейских, африканских легендах, а также в мифах Индии и Борнео. Он существует и в промышленно развитых странах, в которых люди часто забывают, как тесно мы на самом деле связаны с землей и как переплетены все наши судьбы. Как говорил падрино: «Не убивай муху без причины. Никогда не знаешь, что за властелин в ней скрывается». Довольно неясная поговорка, теряющая при переводе часть своего смысла. В ней говорится о пищевой цепи и о том, что мы не должны стать причиной вымирания тех или иных видов животных. Ведь может так получиться, что какой-нибудь кажущийся незначительным вид окажется главным камнем в фундаменте пирамиды, на вершине которой мы балансируем.