Образ Вор
«Держи вора» - кричат почти на всех языках мира. Но поймать, удержать его не всегда удается. В воровской среде существует мнение, что попадается слабый, невезучий, плохой вор. И поэтому мотивация «ты не попадешься» существует вечно. Отсюда выражение «не пойман - не вор». У Франсуа Рабле знаменитый литературный персонаж Панург знал 63 способа кражи и имел множество внутренних карманчиков, куда мог спрятать украденное. Ловкость, ускользание, быстрота, веселость, умение спрятаться были присущи другому сказочному персонажу - Багдадскому вору.
Гермес. Xендрик Голциус. 1611
Музей Франса Халса, Харлем
Эти же качества имел греческий Гермес, вестник богов и покровитель воров. У Гомера можно найти описание воровских приключений Гермеса: как он, например, увел стадо коров у Аполлона.
Инстинктивная функция воровства присуща многим животным из различных фольклоров: у русских это сорока-воровка, лисица; у северо-американских индейцев - ворон. Животные персонажи, играя, совершают различные трюки и проделки, становясь трикстерами, как, например, герои мультсериала «Ну погоди!»
Вор - это, по-существу, деклассированный элемент, но на самом деле в уголовном мире существует жесткая иерархия: на вершине пирамиды - «воры в законе», а внизу - «петухи», самые бесправные и унижаемые люди, «каста неприкасаемых». Уголовный мир России - самый семантизированный. В гражданской России живут не по закону, а по совести (понимаемой каждым по-своему), зато уголовный мир имеет свято чтимое законодательство и четко выстроенный порядок, что проявлено в богатой эмблематике наколок и создании особого языка -блатного жаргона. Криминальное сознание в России имеет свои архетипические корни. Это замечательно выразил Карамзин в своем ответе на вопрос «что делают сейчас на Руси?» - «Воруют.»
В период советской власти уголовная культура подавлялась и находилась в состоянии подпольности. И то, что она вырвалась сейчас на поверхность, - следствие этого подавления: в начале 90-х годов XX века в России произошла криминальная революция. Марксистская софистика уступила место сочной поэтике блатной речи даже на высших уровнях властной пирамиды - явное свидетельство того, что для России переходного периода наиболее действенными оказались законы воровского мира, его «понятия» и «разборки».
